"РСиИ"
   
Dragozennost

.Исламские детские истории


Биcмиллях
Джaмaлин джем
Битва за помидopы
Рыбалкa
Чтo в имeни мoeм?
B зooпaркe
Haxoдкa
Пeрвaя ураза
Плoxoй день, xopoший день
Тpyднocти c yтрeнним нaмaзoм
В гнeвe
Странный Гocть
Мисвак
Koтeнoк
Хулиганство
3aблyдившийcя aвтoбyc
Бизнес
Яблочное желе
Фaтимa пpиpyчaeт бeлкy
История прадедушки
Cмepть бaбyшки
Дpaгoцeннocть
Чeрдaк
Зaснeжилo
Ветрянка
Toпop
Oбeщaниe
Пo ягoды
Лицом к лицу
O тeлeвизope

May 13, 2001
   

~ Драгоценность ~

Мустафа засмеялся:
– Твой прадед был настоящий мужчина! – сказал он. Мухаммад рассказывал ему о своих предках.
– Хотел бы я посмотреть, как он явился в суд и отстоял свою землю.

– Я тоже, – сказал Абдулла. Ребята сидели на трибуне спортплощадки высшей школы возле дома Мухаммада. Дорога сюда шла через рощу, потом через парк. Ребята смотрели, как тренируется школьная команда, и ели апельсины.

– Вот еще что интересно, – сказал Мухаммад. – Та семья, которая хотела отнять у прадеда землю, в течение жизни одного поколения лишилась всей своей земли. А наша семья до сих пор владеет своей землей. Люди, которые посягают на чужое, теряют всё.

– Бывает, что теряют всё и обычные люди, – сказал Мустафа. – Я вам не рассказывал о своих предках?

– Нет, – сказал Мухаммад.

– Они были рабами, – сказал Мустафа, – начиная с моего пра-пра-прадеда Сципиона. Мальчиком его вывезли из Африки на корабле работорговцев. Мы о нем ничего не знаем, кроме того. что он был мусульманином.

– Мусульманином?

– Да, хотя никто не знал этого, пока мой отец не стал мусульманином. Тогда у бабушки вдруг всплыли воспоминания об этом. Когда она была девочкой, он был уже старик. Она помнит, как при молитве он касался лбом земли.

– А почему твои родители, как и он, не стали мусульманами? – спросил Мухаммад. – Он не наставлял свою семью в Исламе?

– Вряд ли он сам хорошо знал ислам, – сказал Мустафа. – Ему было всего девять или десять лет, когда вся его деревня попала в руки работорговцев. Он сумел перенести и тюрьму, и долгий путь на корабле, а его родители и сестры – не сумели. Большинство невольников не выжили. Когда он вырос, он научил свою семью всему, что помнил об Исламе, но это были лишь обрывки. В свое время эти обрывки стали достоянием семьи моего отца, но на них смотрели как на семейные обычаи. Например, у нас в семье перед началом любого дела всегда говорили "во имя Бога" (Бисмиллях* пo-aрaбски) или «я начинаю во имя Бога». Никто не знал, откуда это идёт. Просто дедушка Сципион так говорил. Позже, когда мой отец стал мусульманином, он понял, что это составная часть Ислама. Есть еще одна важная вещь, по которой мы узнали, что дедушка Сципион был мусульманин.

– Что же это?

– Его имя.

– Сципион? Оно не похоже на Исламское.

– Нет, это имя ему дал хозяин. Рабы лишались своих имён. Хозяева давали им другие. Сципион это имя какого-то римского военачальника. Но дедушкины жёны тайно называли его другим именем, настоящим. Оно дошло до нас как «Мустифай».

– Его звали Мустафа! – сказал Мухаммад.

– Точно, – сказал Мустафа. – Меня назвали в его честь.

– Ты сказал «жёны»? – спросил Мухаммад.

– Да. У него была не одна жена.

– Хозяева позволяли это рабам? – спросил Мухаммад.

– Нет, они и не знали об этом.

Мухаммад положил в рот новую дольку апельсина. Он думал о том, что хозяин может позволять или не позволять своему рабу делать что-то, об имени, которое даётся по прихоти хозяина, о том, что тебя могут продать и купить. В жизни ему никогда не приходилось сталкиваться с подобным. Предки Мухаммада жили в Индии и сотни лет находились под властью британцев, поработивших их. Это тоже было рабством, подумал Мухаммад, но не таким, которое пережили родные Мустафы.

– У дедушки Сципиона было две жены, – продолжал Мустафа. – Одну – мою пра-пра-прабубушку – звали Сара. Моя семья происходит от нее. Вторую звали Прешec. Мы лишь недавно узнали об этом. Лишь три года назад мы нашли эту ветвь нашей семьи.

– Как всё запутанно! – сказал Мухаммад.

Мустафа засмеялся:–
Давай-ка я расскажу тебе всё с самого начала.
Дедушку Сципиона привезли в Чарльстон на невольничий рынок. Его купил плантатор по имени Йетс. Это было в середине 18 века, 150 лет назад. Дедушка Сципион был проворный мальчик, плантатор приметил его. Через пару месяцев работы в поле Сципиона взяли прислуживать в дом. Он был слугой, мальчиком на посылках, и даже научился читать и писать свое имя и несложные слова. Ему повезло больше, чем рабам, которые работали в поле.

Со временем он стал вторым человеком в доме. Он следил за рабами в доме, а белый надзиратель следил за рабами на плантации. У каждого из них был свой круг обязанностей.

Моя бабушка помнит, как дедушка Сципион, уже очень старый, рассказывая об этом времени, называл его «золотой век». Он говорил об этом с горечью и сарказмом. Она говорит, что для него было унижением вспоминать, как хорошо с ним обходились.

Прешec была девочкой-служанкой. Она выросла в том же доме.

Дедушка Сципион влюбился в Прешec, когда она была еще девочкой. Она была красавица и когда подросла, он попросил у Йетса разрешения жениться. Йетс был против, но миссис Йетс решила, что это неплохая идея. Они счастливо прожили вместе лишь четыре месяца.

Скоро Прешec забеременела. Она вдруг стала очень нервной. Дедушка Сципион решил, что это от беременности. Но дело было в другом. Йетс стал к ней неравнодушен. Сперва всё ограничивалось взглядами, но вскоре он начал приставать к ней. Йетс делал это украдкой, и миссис Йетс ничего не знала. Прешec была в ужасе. Она ведь была его рабыней. Прешec была в ужасе от приставаний своего хозяина, но страшилась сказать мужу об этом. Она боялась, как бы муж не решился убить своего хозяина. Если бы она рассказала всё миссис Йетс, ее бы высекли как лгунью и продали на другую плантацию, работать в поле. Что было бы с ее ребенком?

Случалось, дедушка Сципион замечал, что она плачет по ночам. Взгляд ее чудесных миндалевидных глаз изменился, стал испуганным, как у загнанного зверя.

Она не говорила деду, что с ней. Однажды Йетс приказал Прешec что-то принести в свой кабинет. Он никогда не давал ей подобных поручений раньше, это не входило в ее обязанности. Миссис Йетс была у себя наверху, ей нездоровилось.

Прешec пошла на кухню. Она отрешенно села, глядя прямо перед собой. На ее лице застыл страх. Избежать встречи с хозяином было невозможно. Ее взгляд упал на большой нож для резки мяса.

– Что случилось, дитя моё? – спросил ее повар.

Прешec не ответила. Она схватила нож и дважды полоснула себя по лицу от скулы к щеке, разрезав верхнюю губу.

Повар с криком подскочил к ней. Прешec выронила нож и закричала. Всё было в крови. Когда подошел дедушка Сципион, повар и слуги удерживали Прешec на стуле, прижимая к ее лицу полотенца. Она вырывалась, но они удерживали ее. Когда они на секунду убрали полотенца, чтобы дедушка Сципион мог посмотреть, его глаза стали такими, словно нож вонзили в его сердце.

– Она сама сделала это, – сказал повар. – То же самое уже случалось на моих глазах, пока я служил хозяину.

В голове у дедушки, наконец. прояснилось, и он всё понял.

Придушенный звук вырвался из его горла. Он озирался как пойманный зверь. Потом выбежал из комнаты, охваченный яростью.
Он бы наверняка убил Йетса. Если бы догадался прихватить с собой нож. Но он был домашним слугой, а не рабом на поле. и не умел драться. Так что двое сыновей Йетса и Яков, главный среди рабов, оттащили его, не дав задушить хозяина. Дедушку Сципионa засекли почти до смерти.

Три дня спустя дедушка Сципион был продан на другую плантацию, а Прешec, оставшись на плантации Йетса, была отправлена работать в поле – собирать хлопок на жаре.

Прешec окрепла на этой работе, раны зажили. На лице остались два длинных глубоких шрама. Нежное девичье лицо обветрилось и загрубело. Когда начались родовые схватки, она ушла с поля, а уже на следующий день вновь работала, ремнём пристегнув новорожденного у себя за спиной. Она была провинившейся и не могла рассчитывать на снисхождение.

Дедушка Сципион тоже окреп. Он вырубал кусты, корчевал деревья и укладывал рельсы для железной дороги. Плантация была обширная, он жил один в небольшой хижине. Плантация находилась в верхнем течении реки Саваннах, недалеко от плантации Йетса, но никаких вестей оттуда не доходило. Он не мог ничего узнать ни о жене, ни о ребенке.

Домашние и полевые рабы редко общались друг с другом. Хотя дедушка Сципион был домашним рабом и знал домашних рабов на новой плантации по приездам сюда с Йетсом, теперь он был полевым рабом. А полевые рабы не общались с домашними.

Хуже того – он был провинившимся, и те, кто ценил свое положение, избегали его. Если домашние рабы и знали что-то, то молчали об этом.
Дедушка Сципион оставил надежду вновь увидеть свою жену и ребенка или что-либо разузнать о них. Он ушел в себя, стал замкнутым и угрюмым.

Первые месяцы ему было очень тяжело и одиноко. Его не трогала ни работа, ни тяжелое обхождение со стороны надзирателя. Он утратил интерес к жизни, ни с кем не общался. Однако время всё лечит – и дедушка Сципион снова женился. Это была Сара, моя пра-пра-прабабушка. Она, как и дедушка Сципион, была на полевых работах. Поженившись, они соорудили небольшую хижину, которую делили с другой семьей рабов. Они строили ее по ночам.

Рабам принадлежала только ночь. Днем, от рассвета до заката, они работали на хозяина. А ночью они работали на себя – строили, стирали, готовили еду, сеяли, чинили одежду. Даже похороны и свадьбы проводились по ночам. Единственное, что раб мог сделать для себя днем – это родить ребенка, и то лишь потому, что хозяева не могли предписать рабам рожать только по ночам. Сара родила мальчика днем.

Первый ребенок от Сары доставил дедушке Сципиону огромную радость. Он ощутил, что к нему возвращается утраченное. Он опять начал улыбаться – впервые после того как попал сюда. Ночью, после того, как мать покормит малыша, он брал его на руки, любовался им и думал: «Ты – моё дитя. Ты у меня один за двоих».
Всё переменилось к худшему, когда с наступлением летней жары ребенок умер.

В тот день, работая в лесу, валя деревья и обтесывая их, дедушка Сципион думал о своем мертвом малыше, оставшемся в лачуге, так, как будто у него умерло сразу два сына. Он потерял первого ребенка, который был для него всё равно что мертвый – как и тот его сын, что лежал сейчас в хижине. Весь день Сципион работал топором и забивал клинья, двигаясь чисто механически, ощущая, что в нем умерло всё живое.

Когда настала ночь, он смастерил ящичек из обрезков досок и положил туда ребенка.

Сара должна была бы рыдать и рвать на себе волосы, но не могла – так она была подавлена смертью ребенка. «Я рожу еще», – без конца повторяла она мёртвому от горя мужу. Он ничего не отвечал, ничего не слышал. Тогда Сара начала рыдать. К ней присоединились другие женщины, и дедушка Сципион один вынес на улицу маленький ящик. Ничьей помощи не требовалось. Он шел вдоль рядов лачуг, и люди присоединялись к нему и шли следом. Кто-то пел гимны, кто-то оплакивал умершего, кто-то напевал мелодии на незнакомом языке. При свете факелов толпа двинулась вдоль берега реки к кладбищу для рабов. Вырыли могилу, опустили в нее ящик и засыпали землей. Все разошлись – все, кроме дедушки Сципиона. Ему не хотелось ни с кем говорить, и его оставили одного. Он сидел среди могил и глядел на реку. Не утопиться ли? – подумал он, – будет только лучше.
Он долго смотрел на воду.

Вдруг он услышал доносящийся с реки отчетливый звук. Это было глухое постукивание дерева о дерево. Звук словно пробудил его ото сна. Там шла гребная лодка. Дедушке даже на мгновение показалось, что при свете звезд он различил лодку, уходящую вниз по течению. Затем всё стихло.

Дедушка Сципион оставался на кладбище всю ночь, иногда поднимаясь и низко склоняясь так, что лоб касался земли в полузабытой исламской молитве.

Перед самым рассветом лодка вернулась.
На этот раз был ясно слышен скрип вёсел. Дедушка пошел вдоль реки вослед за звуком плывущей лодки. Похоже, лодка направлялась к жилищам рабов. Он старался не шуметь, и ему даже удалось разглядеть смутные очертания лодки на воде.

Когда он добрался до посадок хлопка, звук прекратился.
Дедушка Сципион остановился на опушке, откуда начиналось открытое поле, тянущееся до главной усадьбы.
Он прислушался, но ничего не услышал, кроме неумолчного плеска речной воды. Чуть дальше по берегу находился рабочий причал и склады, к которым шла дорога. В сотне метров от него через лужайку находилась небольшая пристань. Дедушка Сципион ждал, и наконец услышал, что кто-то идет. Он различил звук босых ступней, шлепающих по тропинке, и чье-то частое дыхание. Затем он увидел смутный силуэт и пригнулся. Подкравшись к нему, он схватил его. Человек метнулся в сторону и едва не закричал, с трудом подавив крик.

– Господи! – выдохнул он. Это был Эзоп, один из неженатых рабов. – Господи Боже, спаси меня!

– Тише! – шепнул дедушка Сципион. – Где ты был?

– Где я был? – повторил шепотом Эзоп. – Господи! Сципион, это ты?

– Куда это ты плавал на лодке?

– На какой лодке?

– Не разыгрывай меня, или я всё расскажу им.

– О Боже, не говори, а то они живьем сдерут с меня кожу!

Эзоп стиснул дедушке руку.
– Обещай, что никому не скажешь!

– Обещаю, – сказал дедушка.

– Я спускался до Виндемере.

У дедушки от волнения перехватило дыхание. Так он и знал! У него было предчувствие еще в тот момент, когда он впервые услышал звуки плывущей лодки. Виндемере находился от них дальше, чем плантация Йетса!

– Зачем ты ездил туда? – спросил он.

– Там моя семья. О Боже, Сципион, уже светает!

Дедушка Сципион посмотрел на небо. Над рекой вставал рассвет Он отпустил Эзопа.

– Ты иди здесь, а я пройду кругом, через кладбище.

– Никому ни слова! – шепнул Эзоп и бегом поспешил к своей хижине.
В последующие дни дедушка Сципион был очень спокоен. Его жена Сара решила, что он успокоился, и его присутствие утешило ее горе. Да, у них еще будут дети, сказал он. На третью ночь дедушка Сципион ушел на всю ночь.

Эзоп высадил дедушку на речном берегу возле складов Йетса.
– Потом заберешь меня, – сказал ему дедушка.

– Только будь на месте, – сказал Эзоп. Он взглянул на небо. – Когда ковш Большой Медведицы опрокинется наполовину, ты должен быть здесь, – и он отчалил.

Дедушка Сципион быстро добрался до хижин рабов. Преси должна быть в одной из хижин для одиноких женщин, но в которой из них? Может быть, она вновь вышла замуж? Дед отогнал от себя эту мысль. Как же ее отыскать?

Он подобрался к ближайшей семейной хижине и медленно приоткрыл дверь. Она издала громкий скрип.

– Кто там?

Дедушка Сципион прикрыл за собой дверь и только тогда ответил:
– Сципион.

В хижине повисло молчание.

– Я пришел повидать Прешec.

– Они убьют нас всех, если найдут тебя здесь?

– Я убью тебя прямо сейчас, если не приведешь ко мне Прешес.

– Подожди.

Раздалось шлепанье босых ног по земляному полу. Теперь человек стоял прямо перед дедушкой, лицом к лицу с ним.
– Ты уже навлек на себя кучу неприятностей, так не вмешивай нас в свои дела!

– Вызови ее! – потребовал дедушка.
– Нет, – сказал человек. – Подожди-ка… Рашель! – шепнул он. Чьи-то ноги опять прошлепали по полу. Человек шепнул что-то жене, и та выскользнула за дверь.

Теперь дедушке Сципиону не было пути назад. Если бы женщина выдала его, его схватили бы как беглого.

Он уже решил уходить, но тут женщина вернулась. За ней в хижину проскользнул еще кто-то. Это была Прешec.



– Субханаллах!* ( Вся слава – Богу) – сказал Мухаммад. – Они убежали?

– Как можно? – сказал Мустафа. – Убежать и бросить мою пра-пра-прабабушку Сару?

– Ну конечно нет, – сказал Мухаммад. – Иначе ты бы сейчас не сидел здесь, а?

– Бежать им было некуда. Как пройти сотни миль с лицом, которое сразу выдаёт в тебе раба? Нет, они остались. Так у дедушки Сципиона стало две семьи.

– Он приходил только по ночам?

– Да, когда удавалось. У них было семеро детей. А от Сары – не меньше девяти. Так что всего шестнадцать.

– И его ни разу не поймали? – спросил Мухаммад.

– Ни разу, до самой гражданской войны, когда большинство белых уехало, и он стал слишком беспечен, – сказал Мустафа.

– Чем же всё кончилось? – спросил Мухаммад.

– Его снова продали, – сказал Мустафа.

– О нет! – сказал Мухаммад.

– Потом пришла армия Шермана и всех рабов освободили. Эта армия всё уничтожала на своем пути, но рабов они отпускали на свободу. Дедушка Сципион нашёл Сару с детьми, но Прешec он потерял навсегда. Он больше не видел ни ее, ни ее детей.

Теперь мальчики шли по тропинке, направляясь к дому Мухаммада.
– А как же вы отыскали своих утраченных родственников? – спросил Мухаммад.

– Моему дяде Адаму пришлось выступить в роли сыщика, – сказал Мустафа. – Из года в год мы пытались найти своих родственников. Дядя Адам разослал множество писем и объявлений в газетные приложения. Три года назад он наконец нашел их. В прошлом году мы получили письма от ста пятидесяти человек. На самом деле их еще больше. Все они принадлежат к нашей родовой ветви, исходящей от Прешec.

– Субханаллах! – воскликнул Мухаммад. – А я-то думал, что у меня большая семья!

– Они до сих пор дают девочкам имя Прешec, – сказал Мустафа. – Сейчас один из наиболее уважаемых членов рода носит имя Мустифай. Они даже не знали, что дедушка Сципион был мусульманин, пока мы не сказали им об этом. Правда, мой прадед Мустифай и большая часть родственников вернулись в лоно Ислама.

– Ты говорил, что твоя семья всего лишилась, когда попала сюда как рабы. Мне кажется, что в конце концов вы вернули всё, что потеряли.

– Это правда, – сказал Мустафа. – Нам просто везёт. Я вспомнил фото – той, первой Прешec – которое теперь у нас есть. Это поцарапанный черно-белый снимок. На нем она oна выглядит как настоящая леди, только очень печальная. Она сидит, выпрямившись, на обшарпанном стуле. На ее лице сбоку видны два шрама.




Перевод Умм Нури





~ ~ ~
`