Во имя Всемилостивейшего Всемогущего Аллаха

И среди Его Свидетельств есть следующее: ты видишь бесплодную и
безлюдную Землю; Но когда Мы посылаем на нее Дождь, она
пробуждается к Жизни и приумножается. Поистине, Он, дающий жизнь
(мертвой) Земле, определенно Может вернуть к жизни умерших (людей).
Ибо Он имеет власть над всем.
«Аллах ведет к Свету всех, кого пожелает !»
Хвала Аллаху Всемогущему, Вечное Блаженство и Покой во Славу
Вселенной, Его Наилучшему Творению, нашему Возлюбленному Пророку
Мухаммеду (мир ему), Его семье и Сподвижникам.
Да Благословит и Возлюбит Аллах моего Шейха, без помощи которого эта
книга никогда не была бы написана. Пусть многие страждущие зажгут
свои светильники от его света и испьют прекраснейшего напитка
Божественной Любви, исходящей от него. Приношу свою глубочайшую
благодарность всем Возлюбившим Аллаха, чьи слова я цитирую на
протяжении всей этой книги. Моя искренняя благодарность моему мужу
за его помощь и поддержку. Да вознаградит Аллах всех их своим
наилучшим благословением.

ПРЕДИСЛОВИЕ
Жизненный путь у каждого человека неповторим. Каждый человек может
рассказать свою историю жизни. Мой жизненный путь провел меня через
поколение хиппи, через сцены национального и интернационального
искусства, через многочисленные путешествия и жизнь за границей, и в
конечном итоге привел меня к единственному истинному пути – моему
внутреннему пути к Источнику всей Жизни – к АЛЛАХУ. Иногда слушая
или читая о жизненном опыте или целях, или желаниях, или
потребностях другого человека, мы можем узнать что-то такое, что будет
помогать нам в наших собственных поисках. Какая-нибудь высказанная
мысль или чей-либо описанный опыт может приоткрыть завесу для
наших поисков. Мы, возможно, обнаружим рядом с собой какую-то новую
неожиданную цель или несколько выправим курс нашего руля, или же с
удвоенной энергией и силой будем пробиваться к нашей первоначальной
цели.
Чтение составляло неотъемлемую часть моего начального пути к Исламу,
когда я искала свое истинное направление. В то время я продолжала
читать во время своих поисков внутреннего содержания учения Ислама. И
теперь, следуя этим традициям, я продолжаю читать.
Возможно, на этих страницах читатель встретит какие-то слова, которые
будут вдохновлять его или ее на его (ее) жизненном пути. Я очень
надеюсь, что мой рассказ кому-то принесет пользу. Ведь сказано, что
каждый ищущий найдет своего провожатого, если того заслуживает. Что
касается меня, то когда необходимость в таком провожатом достигла
своей кульминационной точки, я обнаружила, что мой учитель стоит
здесь передо мной.
ВСЯ ХВАЛА ЗА ЭТО ПРИНАДЛЕЖИТ АЛЛАХУ, ВЛАСТИТЕЛЮ ВСЕХ
МИРОВ.
Аматуллах А.


«С того момента, когда ты вошел в мир живых, перед тобой появилась
лестница, с помощью которой ты имеешь шанс ускользнуть» (Диван
Шамси Табриз)
Великие провидцы просили человечество изучать Действительность,
следуя по определенному установленному пути. И для тех, кто вступал на
этот путь, одной из наград является сокровенное переживание чего-то
необыкновенного. Свидетельством такого переживания является вся
литература человечества, связанная с религиозными таинствами и
обрядами.

Читателя приглашают отправиться в духовное путешествие, во время
которого он встретится с богатым духовным наследием суфизма,
являющегося сердцем и мистическим пространством Ислама и его
жизненной духовной силой. Такое внутреннее путешествие
сопровождается богатой иллюстрацией в виде цитат мастеров этой
Традиции, из которых каждый читатель извлечет для себя все возможное
в зависимости от его уровня понимания.

Основополагающей целью всех религий является приближение к
Господу, реализация Истины. Это уже вопрос непосредственного опыта,
не связанного ни умом, ни с интеллектом, ни с какими-либо
человеческими способностями. Это вопрос бытия. Существует только
одна реальность, и это Бог, следовательно, ‘осознание Истины означает
осознание того, что вы – едины с Богом. В этом смысл “познания себя”,
ибо как сказал один из мыслителей: “Тот, кто знает других, мудр; тот, кто
знает себя, просвещен.”.
Осознание этого требует длительного процесса подготовки и очищения,
включающих дисциплину и самопожертвование, ибо один из самых
фундаментальных законов, управляющих нашей деятельностью на земле, -
это закон экономики, суть которого состоит в том, что чем ценнее вещь,
тем выше цена, которую приходится за нее платить. ‘Плата’, которую
приходится вносить для достижения какой-либо духовной цели,
заключается в том. чтобы отложить в сторону все остальное и
пользоваться теми различными путями, которые ведут к высокому
состоянию восприятия. Одним из таких путей является самый главный –
Зикруллах (поминание Аллаха), достигаемый с помощью
неослабевающего сосредоточения и усердия, ибо только через ревностное
служение Богу мужчина или женщина получают Его благословение.

Различные духовные традиции сходятся на том, что невозможно достичь
освобождения без помощи истинного шейха. Святой из Синая сказал:
«Тот, кто трудится над молитвой только по слухам или с помощью чтения
и не имеет учителя, тот трудится тщетно».

Встреча с Шейхом - это основополагающая встреча, это решающий
поворотный пункт в нашей жизни. Без должного понимания реального
значения Наставника и его тесной связи с учеником невозможно
полностью понять Божественную Мудрость. В качестве знака своей
любви и послушания ученик показывает свое огромное уважение к
Шейху, являющемуся фактически воплощением Милости Божьей, а Бог и
Его Милость – это как бы одно целое, как солнце и его лучи – это одно
целое. В действительности Шейх – это Сущность ученика; он всегда
находится в самом потаенном уголке его сердца и обучает своих
последователей в зависимости от их способностей и характера. Он
способен проникнуть в самое сердце ученика и извлечь из него все самое
лучшее, используя при этом свой собственный непосредственный
священный опыт. Ученик должен безоговорочно отдать себя в руки
Шейха, на которого он или она смотрят как на совершенство, и полностью
отказаться от всех мирских соблазнов.

Буквальное значение такого посвящения состоит в ‘первом введении’. На
более высоком уровне это будет началом ‘нового рождения’ и
соответствует на более тонком плане физиологическому процессу,
стимулируещему рост рождаемости животных в целом. Точно так же, как
период беременности у различных животных будет разным, так и срок
между моментом посвящения и фактической реализацией Истины может
быть длиннее или короче в зависимости от ‘зрелости’ ученика. Духовный
путь предназначен только для тех, кто ищет Бога по-настоящему, а роль
Наставника (который сам связан через целую цепь посвящений с
Традицией) заключается в том, чтобы руководить учеником и направлять
его во время этого процесса. Человек может искать духовную мудрость
самостоятельно, но эта попытка будет тщетной, если при этом не будет
присутствовать ведущий его Наставник. Принятие руководящей роли
Наставника означает то, что его и ученика будут связывать постоянные
узы, которые переживут даже смерть.

Бог приближает к себе кого Он желает, а в случае Аматуллах это был
контакт в течение нескольких дней с “ослепительно прекрасными людьми
Туниса”, подвигшие ее на духовные поиски и приведшие ее к
”стремлению к Исламу” со всей целеустремленной преданностью.
Полагаясь почти полностью на книги, после многих лет изучения и
стремления к познанию в одиночку, она нашла своего Шейха. И даже
тогда ей пришлось ждать еще несколько лет прежде чем она наконец
признала его и была посвящена в духовную Традицию. И здесь она
действительно получила благословение, когда ей удалось найти
истинного приверженца Бога, который не только обладает глубоким
пониманием внешних и внутренних аспектов его Веры, но еще он
обладает редкой способностью передавать свои духовные знания. Так
пусть же эта очень искренняя и трогательная история поиска Истины
австралийской женщиной послужит вдохновляющим примером как для
мусульман, так и в равной степени немусульман.
Б. Перт, Австралия


- - -

В 1956 г. когда мне было 8 лет, моя учительница в третьем классе
общеобразовательной школы Каунсилз Пойнт в южной части Сиднея
разучивала со своими юными учениками стихотворение.
Абу Бен Адем (да увеличит Аллах его племя!) Однажды проснулся от
глубокого мирного сна, И в лунном свете своей комнаты, Преображенной
от этого сияния, Увидел он Ангела подобного цветущей лилии,
пишущего что-то в золотой книге. Снизошедший на него покой придал
Бен Адему смелость, И он спросил у этого божественной создания: “Что
ты пишешь?” Видение подняло голову и, взглянув на него ласково и
спокойно, сказало: “Это имена тех, кто любит Бога”, “А мое имя есть среди
них?” спросил Абу. “Нет, пока нет”, - ответил ангел. Тогда Абу тихо
произнес: “Я умоляю тебя, запиши меня тогда как любящего его ближних”.
Ангел записал и исчез. На следующий день он снова появился в сиянии
света, разбудившего Абу, и показал список имен, которых Бог благословил
своей любовью, И, О Боже! Имя Бен Адема было в самом начале этого
списка.
(Л. Хант)

Это знаменательное стихотворение о великом Суфие в очень туманном
виде оставалось в моей памяти в течение более чем 35 лет, и возвращаясь
к прошлому, я думаю, что, возможно, моя учительница заронила в меня
крошечное зернышко, которое очень медленно росло, иногда незаметно, и
в конечном итоге принесло свой небольшой плод в 1990 году, после
множества засух и нескольких хороших ливней, когда в возрасте 41 года я
была посвящена моим Муршидом в подлинный Суфийский Тарикат здесь,
в Австралии.
Дорога между Абу Бен Адемом и Тарикатом была длинной и извилистой.
Мой Муршид рекомендовал мне описать мое путешествие к Тарикату и
мое путешествие внутри Тариката. По Великой Милости Аллаха я
попыталась сделать все, о чем меня просит мой муршид. И успех зависит
только от Аллаха.
Аматуллах, Австралия,,
15 августа 1991 г.\ 6 Сафар 1412 г.

Омар Хаям и детство
Прожить 33 года на Западе и ничего не знать о богатстве и красоте
ислама – в этом нет ничего необычного. Когда Ислам вошел в мою жизнь,
во мне происходила борьба между часто меняющимися стандартами в
австралийском образе жизни, которым я жила с рождения, и
проникновенной глубиной Исламских традиций, которые привлекали
меня. Такая конфронтация продолжалась два года.
Однажды в апреле месяце после полудня 1984 года я сидела в
одиночестве на заднем дворе небольшого домика в маленьком
Тасманском приморском городке под названием Примроуз Сэндз. Я
читала книгу «Дорога в Мекку» Мухаммада Асада, когда наступил этот
момент. Алмазная пуля пронзила мое сердце. Мой разум принял это и
подчинился. Каждая клеточка моего тела всегда была в этом состоянии
принятия и подчинения, но в тот момент именно мой разум наконец
уловил мое состояние. Первый этап путешествия был окончен. Как только
я сказала себе очень тихо: «Я мусульманка!», я поняла, что наконец я
достигла этого «караван-сарая».

Необходимо было официально подтвердить мое мусульманство. В июле
следующего года я переселилась из моего маленького домика в другой
дом, находившийся тоже в небольшом приморском городке Тасмании под
названием Хауден и пошла в Исламский центр Фицрой Плейс, Сэнди Бэй
в Хобарте, где я представила перед Имамом свое Торжественное
Заявление о Вере.
Теперь «караван» отправился во второй этап моего путешествия, - этап,
который перенесет меня из внешнего Ислама, или Шариата во
внутренний Ислам, или Тарикат (Сердце Ислама), где я должна найти
своего духовного руководителя, своего Муршида. Шесть лет спустя вскоре
после моего посвящения в Тарикат я начала обнаруживать многие
события и знаки из моего прошлого, которые по размышлению,
оказывается, все указывали на тот благословенный момент, когда я стала
муридом моего Муршида. Эти знаки или указания на мое будущее были
редки в моем детстве и отрочестве, но со временем становились все
сильнее и более часто проявлялись в последующие годы.
В «Книге Странников» И. Далласа (Шейх Абдул-Кадир) человек, только
начинающий чувствовать в себе волнение духовного пробуждения, сказал
следующие слова:
«Если безумство является убеждением в том, что существует какой-то
общий заговор, направленный на то, чтобы посадить нас в тюрьму и
уничтожить нас, то мудрость проповедников состоит в том, что это
фактически не что иное, как мрачная тень все освещающей истины,
заключающейся в том, что наш мир – это божественный заговор для
нашего освобождения и преобразования».
Каждому из нас присуща потребность поклоняться, боготворить
кого-либо или что-либо, преклоняться перед кем-либо. Аллах одарил нас
духовным чувством, предназначенным для познавания Его. Оглядываясь
назад, я теперь понимаю, что как и у других детей, эта сильная
потребность начала расти во мне уже в раннем возрасте.
Поскольку я была вторым ребенком в обычной австралийской семье из
среднего класса, это означало, что мое идолопоклонство в детстве было
как у большинства других детей. Естественно, что я очень любила своих
родителей. В моих глазах мой отец был намного сильнее, красивее и
способнее, чем отцы других детей, а моя мать была самой красивой. Я
хотела быть похожей на свою мать. И я думаю, что я считала своего брата,
который был на 2 года старше меня, намного умнее, чем братья моих
друзей.
Я легко могу вспомнить часто меняющихся кумиров в моей жизни. Моя
спальня, которая была моим личным маленьким уголком, отражала всех и
все то, что было объектом моего поклонения и размышления! Как многие
другие маленькие девочки, я сходила с ума по балету. Я ужасно любила
русскую балерину Анну Павлову и мечтала однажды стать самой
знаменитой балериной Австралии. Стены моей спальни были увешаны
рисунками и фотографиями балерин, мои книжные полки были
заполнены книгами о балете, а в моем гардеробе висели волшебные
костюмы, которые я надевала на концерты балета. Все это было
священными реликвиями, к которым надо было относиться с огромным
уважением.
Балетная фаза продолжалась около шести лет, потом постепенно
балерины перестали быть в моде и были заменены на четыре лица
Британской поп-группы Битлз. И подобно миллионам других
девочек-подростков во всем мире, я была готова сделать все, что угодно,
чтобы достать денег на покупку пластинки с песнями Битлз или же
журнала о них. Наконец настал день, когда эти кумиры из Англии
вступили на землю Австралии. Я вскочила с постели с самого раннего
утра, торопясь к своей подруге, где мы сидели перед телевизором и
смотрели сквозь слезы репортаж об их прибытии в аэропорт Сиднея. Мы
пошли на концерт, где мы беспрерывно визжали от восторга в течение
более часа вместе со всеми остальными девушками в концертном зале.
После того, как наши кумиры ушли со сцены, я побежала вперед, чтобы
собрать новую порцию священных реликвий из тех подношений, которые
поклонники Битлз с любовью бросали на сцену. Я собрала несколько
драгоценных лент и множество других безделушек. Я принесла их домой
и хранила бережно как драгоценные реликвии в шкатулке, в комоде, под
кроватью, и только в особых случаях аккуратно вынимала их и
разглядывала!
К счастью, битломания быстро умерла своей естественной смертью. Я
подрастала, и мои вкусы быстро менялись. Мне хотелось быть серьезной
и отличаться от моих школьных подруг. Этот следующий этап в моей
жизни был несколько более сложным и был связан с высокими сферами
Бетховена, Бернстайна, Брубека. И одновременно, под влиянием взрослых
друзей моего брата, называвших себя «Эзотериками», я увлеклась
искусством Древнего Египта. И вскоре стены моей спальни покрылись
фотографиями и рисунками египетских идолов. Но помимо этого
фотографии включали портреты блестящих моделей из мира моды. Эти
современные кумиры, на мой взгляд, были потрясающи! Высокие и
стройные с копной густых волос и лицами, выглядевшими экзотически от
нанесенной косметики. Как и некоторые мои подруги, я отчаянно желала
быть такой же красивой, как они. Я начала заниматься разрушительными
диетами в попытке стать такой же тощей, как Твигги или Джин
Шримптон. Я проводила часы у зеркала, нанося очень сложный макияж.
Моя мать шила мне великолепную оригинальную одежду. На самом деле у
меня было прыщавое лицо, мои волосы не отличались густотой, и по
конституции я совсем не была похожа на Твигги. Однако я продолжала
бороться. На этот этап моей жизни было потрачено столько времени, сил
и энергии, - столько же, что и на все предыдущие периоды моей молодой
жизни.

Были ли эти годы формирования знаками Ислама или проявлениями
чего-то духовного или религиозного? Совершенно определенно, эти годы
выглядели как своего рода безумие - общий заговор для того, чтобы
заключить в тюрьму и уничтожить молодую девушку посредством
бесконечных преходящих увлечений и причудливых фантазий.

И тем не менее, иногда очень поздно ночью, когда вся семья отдыхала, я
вспоминаю, как я стояла и смотрела в зеркало в ванной комнате и
вглядывалась в свое лицо, очищенное от косметики. Я смотрела на свое
отраженное изображение и думала: «Это не я! Кто это? Где я? Что я собой
представляю?» И тогда я быстро прокрадывалась в свою спальню, чтобы
спрятаться среди своих кумиров.
Мое официальное религиозное воспитание было вполне обычным. С
раннего детства мой брат и я посещали Воскресную Школу при
Методистской Церкви в Коннеллз Пойнт. Это было очень простое
обшарпанное здание, находившееся в конце большого участка земли,
поросшего травой. Мне нравилась Воскресная Школа. Всех нас делили на
небольшие группы для изучения сюжетов из Библии. Моя учительница
организовывала нашу группу для рисования портретов Иисуса (да
снизойдет мир Аллаха на него) и его апостолов, и довольно часто ранним
воскресным утром я дорисовывала эти картины, а отец помогал мне
нанести последний штрих к картине, которую я затем несла в класс.
Самым запоминающимся днем в школьном году было празднование
какой-либо годовщины. Задолго до этого события моя мать неделями
шила мне красивое новое платье, а в праздничное утро отец
фотографировал меня в нашем саду. После этого я обычно стояла перед
входом в церковь с другими детьми прихожан методистской церкви в
нашем квартале, среди декоративных цветов, и мы пели песни, которые
перед этим неделями разучивали в школе.
Я переросла эти празднования в тот день, когда вместе с моей маленькой
подружкой мы спрятались на заднем дворе церкви перед концертом и
намазали губы толстым слоем губной помады к ужасу наших матерей,
когда мы появились на сцене!
На протяжении всех моих лет, проведенных с семьей, всю мою жизнь
пронизывала прочная нить, связывавшая меня с семьей. Мой отец был
большим любителем поэзии - Милтон, Руперт Брук, Теннисон, Сэр
Вальтер Скотт и Омар Хайям! Омар Хайям был известен ему по довольно
туманному переводу его рубаи неким Фицджеральдом, но тем не менее,
эти четверостишия приобрели для меня большую важность. Мой отец
всегда, казалось, вглядывался в какой-то прекрасный далекий горизонт,
когда он декламировал мне с таким отстраненным взглядом эти стихи:
«Проснись! Ибо утро из чаши ночи швырнуло камень вдогонку звездам;
И Боже! Охотник на Востоке уже поймал в аркан рассвет над башнею
султана».
И потом он улыбнется загадочно и скажет: «Ах, Омар!» Да, уж
действительно, здорово. Но я уверена, что мой отец не имел
представления о том, что «Омар» был в действительности
мусульманином и к тому же Суфием! Ну и, конечно, я тоже ничего не
знала.
В возрасте 16 лет я открыла для себя Аравию! Мои родители повели меня
в кино на кинофильм «Лоуренс из Аравии». Я смотрела, затаив дыхание,
3-часовую киноэпопею, очарованная пустыней, небом, солнцем, арабами.
Из кинотеатра вышла совсем другая девушка по сравнению с той, которая
пришла на сеанс! Я приобрела вкус к познанию тех образов, которые я
видела в аравийских песках.
Я вспоминаю один важный эпизод, тесно связанный с этим фильмом.
Эпизод, неведомый мне, имел слабый аромат того, что должно было
произойти. Прямым следствием моего нового интереса к Аравии было то,
что мне удалось найти в библиотеке средней школы Блейкхерста одну
книгу. В ней содержалось несколько арабских фраз. Я четко помню, как я
сидела на уроке английского языка с лежащей передо мной открытой
книгой. Я пыталась произнести одну из этих арабских фраз. Вместо того,
чтобы заниматься английским языком, я с трудом пыталась выговорить:
“«Ассаламу Алейкум» – Мир вам – Мусульманское приветствие! Это был
1964 год.

Австралия до появления многополярных культур

Мне было 16 лет. В начале моей жизни было не очень много проявлений
духовности, тем не менее, их было достаточно. Это четверостишия Омара
Хайяма, которые вошли в мои мысли после их прочтения моим отцом,
это величие пустыни, которое увидели мои глаза, а также смутное
воспоминание об «Абу Бен Адеме» из 3-го класса и слабые попытки
произнести «Ассаламу Алейкум», - все это
были во мне небольшие зернышки, получавшие капельки влаги, но уже
достаточно, чтобы они окончательно не высохли.

Искусство и дом-инкубатор
Мои школьные дни, наконец-то, подходили к концу. Настало время
подумать, что мне делать дальше с моей жизнью. Лозунгом нашей средней
школы был следующий: – «Ничего без старания». Единственный предмет,
которым я когда-либо занималась, было искусство. Художественное
ателье было своего рода убежищем, - тем местом, где напряжение или
скуку от других уроков можно было снять, оставив себе время на
рисование и мечтание. В конечном итоге я получила гуманитарное
образование, которое позволяло мне учиться в художественном училище
и обучиться профессии преподавателя искусств.

Мне было 18 лет, я была застенчива, когда я поступила на 1-ый курс
Технического Колледжа Восточного Сиднея. Через 3 года я вышла замуж
за одного из «наиболее перспективных молодых скульпторов» Австралии
и уже не была такой застенчивой, как раньше. Новые студенты,
занимавшиеся искусством, быстро поняли, как вести себя в этом
изолированном мире художественной деятельности с его аурой
исключительности. Что же в действительности происходило за толстыми
высокими каменными стенами этой старой тюрьмы, расположенной на
площади Тейлор Сквэр? Это было время конца 1960-х годов, - время,
когда молодые честолюбивые художники искали какое-то новое
направление и новые формы выражения. А наше художественное
училище на самом деле было чрезвычайно консервативным и
неспособным удовлетворить запросы небольшой группки студентов, из
которой впоследствии многие студенты оказались признанными
художниками. Движение Дада 1920-х годов в сочетании с
проникновением в Австралию американского влияния в лице таких
людей, как Раушенберг, Ольденбург и Уорхол, способствовали
формированию за пределами художественного училища новой философии
искусства. Некоторые студенты были разочарованы консерватизмом
училища и теми ограничениями, которые налагались на них, и в конце
концов ушли с курса. Но большинство было удовлетворено своим
пребыванием в училище, студенческой жизнью и исполнением своих
потребностей в этой зыбкой трясине искусства.

Я же была больше поглощена попыткой понять произведения искусства,
чем пытаться сделать самой какую-нибудь скульптуру или написать
картину. Я чувствовала, что я не художник! На первом курсе на лекции
по психологии каждого студента просили сесть перед классом и в течение
нескольких минут вести разговор на любую тему по выбору. Подошла и
моя очередь, и я, прячась за маской косметики и шиньона, спадающего
челкой на лицо, заняла свое место на стуле и сказала всем, что я буду
говорить «о себе, потому что это единственное, о чем я могу хоть что-то
рассказать!» По иронии судьбы, это было именно то, о чем я не знала
абсолютно ничего, хотя тогда я не знала этого. И тем не менее, я говорила
и говорила!
И все-таки та самая девушка, которая когда-то стояла перед зеркалом в
ванной комнате поздно вечером и спрашивала свое собственное
отражение, каким-то образом понимала, насколько неуверенна и испугана
она была в тот период. С помощью косметики и накладного шиньона я
спрятала свое истинное лицо. Проще было спрятаться за замысловатой
прической и маской из косметики, чем пытаться спрятаться за открытое
лицо. Я ведь никогда не обращалась к накрашенному лицу: «Где
находится действительное «Я»?» Я всегда старалась привлечь к себе
внимание, поэтому, как это ни парадоксально, я могла спрятаться во
время спектакля, который я разыгрывала.


Часть 2

За пределами студенческого городка обсуждалось и исследовалось не
только искусство. Наступала Эра Водолея, и молодежь искала новые
ценности и новое направление в своей жизни. Это была эра Вудстока,
Джоплена, Антониони, Феллини и Керуака. Наступило время эклектики,
когда религиозные и философские системы просеивались сквозь сито с
целью найти такие ингредиенты, которые бы лучше всего подходили для
удовлетворения аппетита в сегодняшнее время. Люди начали
практиковать йогу, читать поэзию хайку и становиться вегетарианцами.
Они жаждали Просвещения, но хотели этого СЕЙЧАС. Многие полагали,
что их мгновенное просвещение можно получить без особых усилий.
Главное – это высказываться против войны, перестать употреблять в
пищу животных, курить травку и всех любить, - и тогда совершенно точно
наступит Нирвана. Хотя и были люди, которые искали намного глубже,
чем это. Это было самое начало культа хиппи. А вся жизнь еще была
впереди.

По окончании учебы и получении диплома преподавателя я была
назначена в мужскую среднюю школу в западном пригороде Сиднея. Этот
район был известен своим неблагополучием, и в такой атмосфере
искусству было мало шансов выжить. Только что вышедшая из стен
учебного заведения, где я получила вполне успешное высшее
образование, я была брошена в львиное логово. Мальчики были
абсолютно неуправляемы, и очень часто я оказывалась в центре полного
хаоса, беспомощно наблюдая, как мои ученики дрались в классе, а
однажды в незабываемый для меня день они схватили огромный
тяжелый стол в классе изобразительного искусства и запустили его через
весь класс. Технический Колледж Восточного Сиднея, естественно, не
готовил меня для работы преподавателем в суровой действительности
мужской школы в бедном районе.
Моя четырехлетняя учеба по специальности преподавателя фактически
ничего мне не дала.

Единственное, что меня беспокоило, - это мое собственное выживание. Я
не могла вынести той ответственности, которая свалилась на меня, и
единственный способ уйти от этого заключался в том, чтобы оставаться
дома. Вскоре один выходной день в неделю превратился в два, и так все
шло до тех пор, пока наконец я не ушла совсем и не бросила работу. Меня
хватило на работу преподавателя на целых семь месяцев!

В школе было еще три преподавателя изобразительного искусства. Один
был очень мягкий человек, которого всегда окружало спокойствие. Его
класс изобразительного искусства всегда был организован, его ученики
хорошо себя вели и даже любили его уроки. Что же было особенного в
этом человеке? Я знаю, что он отличался от всех нас, была ли это другая
религия или что-то еще? Через четырнадцать лет после того, как я ушла из
этой школы, я начала понимать, что такое особенное было в этом тихом
человеке. Он был египтянин. И, кроме того, он был мусульманином.
После того, как я стала мусульманкой, я разыскала его адрес, в очень
отдаленном районе Австралии. Я хотела сказать ему, что та неопытная и
беспомощная молодая преподавательница, работавшая с ним в те годы,
теперь стала его сестрой по исламу. Когда я это сделала, он был счастлив.

Мой муж был одним из тех студентов, который ушел из художественного
училища, поскольку там было слишком много ограничений для его
художественного развития. Он ушел и стал работать в том направлении,
которое ему нравилось, без принудительного строго построенного курса
преподавания. В течение года он уже выставлял свои работы в галерее
Сиднея, известной своей поддержкой новых авангардных художников.
Его рост на сцене искусства Сиднея был действительно очень быстрым.
Это был 1970 год. Эта художественная сцена была сравнительно
небольшой, очень элитной, исключительной и «кровосмесительной». Его
творчество стало для меня смыслом существования. Все время и все
усилия были посвящены тому, чтобы подталкивать его и помогать в его
художественной «карьере». Это выражалось в посещении и организации
званых вечеров, посещении вернисажей, открытий галерей, знакомствах
с интересными людьми. Но все это делалось спонтанно, без какой-либо
сознательной подготовки. Мы никогда не думали, какую выбрать тактику
для достижения каких-то конкретных целей в его художественной
карьере. В действительности мы получали удовольствие от этой работы и
никогда не шли на компромисс в ущерб нашим принципам, вероятно,
потому, что в том возрасте никто из нас не имел каких-либо устойчивых
принципов!

Слово «карьера» не очень широко использовалось в то время и
художникам оно не нравилось. Денежное вознаграждение в их умах было
далеко не самым главным, но конечно, человек всегда хотел иметь
немного денег на жизнь и продолжение занятий искусством. Зачем же
еще выставлять произведение искусства с ценником? Работы моего мужа
продавались, конечно, не за огромные суммы, но иногда это были
приличные деньги.

Какой смысл стоял за этим искусством? И был ли он вообще? Была ли в
нем какая-то философия? Не будучи сама художником, я не чувствовала,
что готова предпринять попытку и ответить на такие вопросы. Несмотря
на то, что я была замужем за художником, я никогда не была способна
проникнуть в святая святых творческого процесса. Я была готова и
хотела по возможности как-то помочь, но никогда не притворялась, что я
понимаю, что скрывалось за процессом работы над произведением
искусства. Каким-то образом я чувствовала, что это было Великое
Таинство, и только люди, обладающие внутренним зрением, были
способны понять это. Некоторые художники даже считали свою работу в
искусстве своего рода духовным путешествием, а свои художественные
работы – результатом вдохновения, получаемого из чистого источника!
Такого рода отношение к искусству лишь усиливало мое чувство
некомпетентности, когда я сталкивалась с какой-то сложной или
эксцентричной работой. Хотя иногда были случаи, когда у меня
возникало тайное подозрение, что это было как «Новое платье короля» -
фактически там ничего не было!

«Но в наши дни какое-нибудь ничтожество может во имя «искусства для
искусства» показывать нам что-то такое, что нравится ему, и если мы во
имя правды и интеллигентности будем возмущаться и протестовать, нам
скажут, что мы ничего не поняли, как будто бы какой-то наш тайный
недостаток мешал нам понять - не китайское искусство, не искусство
ацтеков, - а какую-то примитивную мазню, выполненную европейцем,
живущим на соседней улице.

При сегодняшнем неправильном употреблении языка, которое сейчас
преобладает, «понимать» означает «принимать», а «отвергать» означает
«не понимать», как будто бы никогда не бывает так, что если кто-то
отвергает что-то, то он делает так именно потому, что он понимает,
разбирается в этом. Каждый считает, что он обязательно должен быть
великим человеком, новшество принимается за оригинальность,
отвратительный самоанализ - за глубину чувства, цинизм за искренность,
а претенциозность за гениальность…» (Критика Современного
Искусства)

Двадцать лет назад я бы никогда открыто не согласилась с этими словами.
Я бы страстно нападала на точку зрения Фритьефа Шуона в пользу
мнения Марселя Пруста о том, что:
«Все великое, что совершается в мире, исходит от неврастеников. Именно
они создали наши шедевры. Мы наслаждаемся прекрасной музыкой,
замечательными живописными полотнами, тысячами изящных
произведений искусства, но мы не имеем ни малейшего представления,
чего это стоило тем, кто создавал их в бессонные ночи, с приступами
судорожного смеха, эпилепсии, астмы и в страхе смерти, что хуже всего
остального. (Воспоминания о прошлом).»

Однако существует и другой взгляд на искусство, другое мнение
художника. В Предисловии к работе Фахруддина Иракского Вспышки С.Х.
Наср пишет:

«Духовное обучение Фахруддина Иракского, как и каждого последователя
суфизма, осуществлялось, конечно, не через литературу или даже не через
официальное религиозное образование. Оно осуществлялось через
приобщение к знаниям и духовную дисциплину… Все остальное
вытекало из этого фундаментального и основного обучения, нацеленного
на очищение сердца, т.е. направленного на цель, являющуюся основой
суфизма. Сам Фахруддин Иракский стал произведением искусства, прежде
чем он начал создавать свои произведения искусства. Если он пел о
любви к Богу в стихах редкой красоты, то это потому, что его душа сама
стала песней Господу, мелодией, находящейся в гармонии с этой песней,
с музыкой, исходящей из обиталища Возлюбленного.»

Неврастеник, искусство которого создается из его низшего «я». Суфист,
искусство которого создается из сведения к нулю его низшего «я».
Карьера моего мужа быстро вышла за границы Сиднея и перенеслась в
другие города и страны. Мы начали путешествовать. Ему были
предоставлены студии за рубежом, он получал государственные гранты,
получал награды у себя в стране и за границей. Может быть, этот вихрь
славы захватил бы какого-нибудь 25-летнего человека со строго
определенными принципами и ему трудно было бы устоять перед силой
этой славы.

Во время одной из наших поездок, в частности, в Бразилию, мы провели
несколько недель на Восточном Острове, гуляя по безлюдной местности
среди массивных каменных статуй. Это совпало со временем
государственного переворота в Чили, и единственная дорога из
Восточного Острова пролегала прямо через центр сражений в Сантьяго.
Наивность иногда может быть великим благословением. Если бы я знала,
что каждый мужчина с длинными волосами был призван участвовать в
этом сражении, я, конечно, запаниковала бы. К счастью, я не знала об
этом, поэтому мы просто терпеливо ждали в нашей гостинице, когда мы
сможем убежать отсюда в безопасное место.
Из бункеров Сантьяго мы прямиком попали за банкетный стол одного
бразильского промышленника, открывшего свой особняк для многих
международных художников, посещавших Сан-Паулу в связи с
художественной выставкой.
Затем мы попали в роскошь Рио-де- Жанейро, в то время как через бухту
в одном из лачуг небольшого городка Нитерой жил маленький мальчик со
своей семьей, которому мы являлись приемными родителями. Мы
планировали навестить нашего приемного ребенка, но как только я
приехала в Рио, я не могла поехать в этот бедный городок, чтобы на меня
смотрели как на богатую добрую леди с Запада. Мы выбрались из Рио, не
способные понять такие противоречия.

Иногда художник работает внутри как бы «ватного» домика, удобного и
защищенного. Художнику стало очень просто проводить целые годы при
таком удобном безбедном существовании. Все, что от него требовалось, -
это обращаться к правительству за государственным грантом, который
помогал ему либо осуществить какой-то частный проект, либо
путешествовать за границу, либо проводить исследования по
какой-нибудь невразумительной теме. Заявление на получение гранта
тогда попадало в комитет экспертов в этой области, и после обсуждения
каждого художника относительно его цельности, искренности и ценности
для художественного сообщества, несколько удачливых из этого числа
получали большой толстый чек с печатью и утверждением комитета.

После этого художник запирался в своей студии и посвящал все свое
время и энергию целиком и полностью творчеству, не утруждая себя
беспокойством о таких земных вопросах, как зарабатывание денег на
жизнь - ему все предоставлялось на серебряном блюдечке. И чем больше
грантов он получал, тем больше ему хотелось иметь (и он ждал этого!), и
если так случалось, что один раз его пропускали и он не получал гранта,
он был в ярости, считая, что больше уже никто не понимал его работ
(возможно, потому, что теперь они были слишком глубоки для понимания
после такого длительного самоанализа!) или же в комитете у него был
враг, который хотел завалить его!
Или же он мог совершать поездки в отдаленные регионы на эти деньги в
виде гранта, где он мог полностью погрузиться в изучение иностранной
культуры, тщательно исследуя ее и отбирая то, что устраивало его; потом
он мог вернуться домой с рассказами о новых местах, где он побывал, и с
новой выставкой работ, которые он создал, вдохновленный увиденными
там чудесами. Или же он мог провести какое-то углубленное
исследование по теме, которая не интересовала абсолютно никого, кроме
него.
Прекрасно. Почему бы и нет? Художник часто считал своим правом
ожидать финансовой поддержки от различных департаментов и
комитетов с тем, чтобы он мог полностью погрузиться в свои
собственные личные фантазии. Но тогда мы, художественная
общественность, ожидаем, что мы обнаружим какую-то мудрость в его
художественных произведениях.

Но, честно говоря, можно ли ожидать, что на духовно обедненной почве
Австралии вдруг расцветет пышным цветом истинный художник, такой
как Фахруддин Иракский, который сам является произведением
искусства? При такой мешанине псевдо-духовных влияний, заполнивших
жизнь многих художников, можем ли мы честно ожидать какую-либо
истинную мудрость, которая могла бы проявиться в каких-то
художественных работах? Мы не можем винить художников за их
стремление по-своему получить знания, даже если это были всего лишь
фальшивые знания, если воспользоваться выражением Гая Итона.
Если они были неврастениками, по Марселю Прусту, страдавшими
различными болезнями, типа астмы, кори и т.д., и испытывали
мучительные страдания оттого, что они были художниками, вероятно, это
было по той причине, что они не знали или забыли о том, что существует
истинный путь, истинное знание и истинная мудрость. Если они
проводили бессонные ночи в метаниях, ворочаясь в постели и в
лихорадочном поту от своего художественного творчества, вероятно,
они не знали, что бессонную ночь можно было провести в молитве и
вспоминая своего Бога. Возможно, они не знали, что через такие
Воспоминания они могли стремиться истинно очистить свои сердца от
всего наносного и потом, может быть, оказаться в состоянии готовности
и ожидания истинного вдохновения.

Однако нелегко отказаться от такой системы и взглянуть на нее реально,
особенно когда вы получаете удовлетворение от нее и пожинать ее
плоды многочисленных привилегий в виде путешествий и грантов и
какого-то признания. Вы пользуетесь этой системой, верите в эту систему
и берете все, что можете, от этой системы.
Однако внутри этой системы может быть скрыт также и действительно
положительный аспект – положительный лишь с одной точки зрения,
хотя с другой точки зрения он может считаться отрицательным.

Однако в темноте этой, основанной на эгоизме системы современного
искусства, может существовать слабо проявляющийся свет руководства.
В Коране говорится: «Аллах направляет того, кого хочет, к Его Свету»
(24:35). В начале 1980-х годов в результате успешного получения гранта я
поехала вместе с мужем в Северную Африку. То, что вышло из этой
поездки, комитет, конечно, не мог ожидать в отношении удачно
вложенных государственных средств. Я пропиталась влагой от обильного
чистого и свежего духовного ливня (в то время как мой муж увлекся
революционной борьбой). Может быть, некоторые другие художники
или их жены обнаружат какие-то знаки, указывающие на дорогу к
истинному пути, если и когда им представится возможность путешествия
в другую культуру за счет гранта на поездку!

Период моего интенсивного увлечения искусством в начале 1970-х годов
– это было время духовной дикости, когда крошечное зернышко из Абу
Бен Адема было близко к умиранию. Это был период самовлюбленности
и наслаждения чувствами многих людей как в сфере искусства, так и за
его пределами, точно так же, как это было раньше, так и сейчас.
Возможно, и возникали какие-то серьезные дискуссии в моем кругу
друзей, но об истинно духовном не было и речи. Это была эра
поверхностных занятий всем понемногу - немножко йоги, немножко Зен,
- но никогда не копали глубоко, фактически, даже не царапнули и
поверхности. Это было настолько распространено, что те, кто занимался
всем чрезвычайно поверхностно, совершенно позабыли богатые
традиции, скрывавшиеся за йогой и Зен.

В своей работе Король замка Гай Бейтон пишет: Для того, чтобы красота
стала проникновенной или чтобы сосредоточенность стала стабильной,
необходимы время и тишина. Мое время было заполнено бесконечными
общественными мероприятиями, связанными с искусством, и,
следовательно, времени на то, чтобы сосредоточиться или создать
тишину, совсем не оставалось. Время и тишина не могли стать
доминирующими до того момента в моем путешествии, пока я не начала
пытаться выйти из темноты. Хотя до того, когда наступило такое время,
мне пришлось пройти еще очень много дорог.

В моем собственном уникальном путешествии к Тарике особое значение
имели два региона мира - это Тасмания и Северная Африка, и до сих пор
они остаются такими важными для меня, что я действительно не могу
начать понимать реальность моей связи с ними.

В 1975 году я впервые приехала на Тасманию. Это было одно из многих
мест временного пребывания на одном из самых особенных островов, и с
каждым визитом возрастали важность и значение этого острова.
Наше первое пребывание было кратким, меньше года, но за это время
установилась какая-то связь между мною и островом. Когда я уезжала
оттуда, у меня не было никакого намерения вернуться, однако Тасмания
всегда привлекала меня и тянула назад к ее берегам, даже когда я пыталась
сопротивляться, и теперь она влечет меня так сильно, как кусочек
соломинки притягивается к богатому прекрасному янтарю!
То первое пребывание на острове было переходным периодом для нас -
временем, когда мы начали выходить из плена под названием мир
искусства. Мой муж работал в художественной школе, находившейся на
вершине горы Нельсон, в то время как я, не считая редких посещений этой
школы в южную стужу, проводила большую часть времени в чтении и
попытке согреться в крошечной студенческой квартире у подножия горы
Нельсон в пригороде Динюрна.

Пять лет занятий искусством было достаточно для нас обоих, поэтому мы
уехали с Тасмании и укрылись на нашей ферме в Нюи Крик,
расположенной на теплом побережье среднего севера в Новом Южном
Уэльсе. Тасмания дала нам так необходимую нам передышку после
бесконечной суеты и работы в искусстве на континенте. Она дала нам
пространство для дыхания и время для поворота к новому и более
здоровому направлению.